Губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров в беседе с главой «Клуба Регионов» Сергеем Старовойтовым рассказал, что значит быть российским губернатором в 2023 году.
Интервью было организовано в необычном формате. Вопросы губернатору Владимирову, кроме автора, главы «Клуба Регионов» Сергея Старовойтова, задали 12 известных политических экспертов:
1. Президент коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг» Евгений Минченко.
2. Президент Фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов.
3. Гендиректор коммуникационного агентства Actor Дмитрий Еловский.
4. Член Общественной палаты Российской Федерации Александр Малькевич.
5. Эксперт Института гуманитарно-политических исследований Владимир Слатинов.
6. Эксперт ЭИСИ Анна Фёдорова.
7. Гендиректор Центра развития региональной политики Илья Гращенков.
8. Политолог Павел Данилин.
9. Депутат Госдумы Олег Матвейчев.
10. Гендиректор компании «Политген» Ярослав Игнатовский.
11. Директор Департамента региональных программ ЭИСИ Дарья Кислицына.
12. Автор проекта «Политические процессы простыми словами» Александр Асафов.
Они отправили свои вопросы заранее. И Владимир Владимиров согласился на такой формат работы. Ниже приводим текст интервью Владимира Владимирова.
— Владимир Владимирович, вы возглавляете Ставропольский край с 2013 г. и видели разную политическую, экономическую, социальную ситуацию в стране. Что принципиально поменялось с момента начала СВО и усиления международного давления? Какие три основных изменения вы бы выделили как главные?
— Первое и самое важное — возникла сплоченность общества, мы стали более консолидированы. Во-вторых, наконец-то все начало окрашиваться в настоящие цвета, без полутонов. Враги стали врагами, друзья стали друзьями, да и в целом все стало более понятно. Третье — добавилось неопределенности в будущем. Глубины всех последствий международного давления мы еще не видим, но все из-за этого очень переживают. Поэтому вполне естественно, что мы формируем резервы. Подстраховываемся финансово, в первую очередь потому что платить зарплаты, пособия нужно будет всегда, и мы все это прекрасно понимаем. Второе — подстраховываемся через выстраивание новых логистических цепочек, связанных с доставкой необходимых санкционных товаров. Это лекарства, посадочный материал, семенной и племенной фонды. Третье — неопределенность компенсируется только импортозамещением, как бы это громко ни звучало, но все сегодня этим занимаются.
— Вам удалось уже выстроить не ситуативные решения, а то, с чем будете работать долгие годы?
— В среднесрочной перспективе полностью этого добиться никому не удастся. Мы сегодня меняем уже третьи страны, чтобы завозить санкционные товары. Постоянные вызовы идут: обрезают все цепочки, которые мы выстраиваем. Начинали с Сербии, Турции, сейчас идем через Арабский мир. В итоге поставщики будут бояться нас как огня, как только будут видеть в девятом колене русского контрагента, будут бояться. Поэтому следующая задача — это долгосрочный план, а именно — добиться импортозамещения всего и вся.
Я изначально говорил, что перестроить экономику на импортозамещение мы сможем за пять лет, год уже прошел. Мы полностью не победили санкционную политику, но по крайней мере есть понимание шагов, которые мы должны сделать всей страной для того, чтобы сбросить с себя ярмо навязанных нам рыночных отношений. Это очень важно. Об этом говорил и премьер-министр Михаил Мишустин, выступая с отчетом перед Госдумой. В его выступлении мне очень импонировало, что он не делал никаких сносок в сторону восточных друзей, то есть мы должны быть самостоятельной боевой единицей. И для этого правительство будет работать и дальше.
— Предлагаю перейти к вопросам коллег. Известный российский политолог Михаил Виноградов задает вам такой вопрос: «Политика и управление — конфликтные среды. Ставропольский край исторически никогда не был бесконфликтным пространством. Какой алгоритм реакции на рабочие конфликты есть у вас? Как вы для себя определяете, кто прав и кого поддержать? И бывают ли ситуации, когда вы специально провоцируете конфликт и это оказывается продуктивно?»
— Сам я никогда не создаю конфликты, но многие конфликты прогнозируемые уже исходя из участников процесса — экономического, хозяйственного, выборного. Понимая людей, с которыми работаешь, иногда прогнозируешь и точно понимаешь, как будешь выходить из конфликта. А если говорить про рецепт выхода из конфликта в Ставропольском крае, то это, наверное, все-таки равноудаленность. Равноудаленность, возведенная в принцип. Мне повезло, я хоть и ставропольчанин, но я 22 года формировался вне Ставропольского края вообще. И несмотря на то что вся моя родня, всё мое здесь, на Ставрополье, я приехал сюда в статусе «сам никто и звать никак», поэтому и отношение у меня ко всем одинаковое. В этом был залог того, что удалось не влипнуть в какую-то глубокую историю, связанную с отношением с одной группой влияния и, соответственно, с конфликтами с остальными.
Когда дело доходит до конфликта, то я сторонник непубличного разрешения, потому что при попадании конфликтной ситуации в публичное поле, те люди, которые проигрывают, чувствуют глубокую обиду и затаивают ее. Поэтому считаю, что лучше аккуратно все решить, а публично вынести последствия.
— В одном из предыдущих разговоров вы говорили о том, что на Кавказе очень легко «ошашлычиться», то есть обрасти системой неформальных связей и отношений. Неужели за все эти годы у вас не произошло обрастание связями и формирование собственной группы? Да, вы приехали в регион как внешний участник, но разве не появилась на Ставрополье «команда Владимирова»?
— «Команда Владимирова» была изначально, но она до сих пор точно ни с одной из групп влияния в регионе напрямую плотно не связана. Для меня «команда Владимирова» — это сотрудники региональной администрации и местного самоуправления, другой команды у меня нет.
— Политолог Дмитрий Еловский обращает внимание, что Ставропольский край окружен национальными республиками и находится на стыке культур, религий и ментальностей. Дмитрий спрашивает: «Как строится национальная политика в Ставропольском крае, на чем она основана, как удается избегать межнациональных конфликтов? И как такое соседство отражается на экономике края? В лучшую или худшую сторону и почему?»
— Если кто помнит, с чего мы начинали: в 2014 г. русского парня избивают толпой в больнице в Минводах, и тогда межнациональные отношения как напряженные по опросам ощущали более 76% жителей. Сегодня таких осталось 16%. Это достижение не мое — это достижение команды.
Первое, что необходимо было сделать, — отделить межнациональные отношения от хозяйственных. Если твоя корова зашла ко мне на поле, я ее застрелил и мы с тобой начинаем ругаться, то это не ты — русский, а я — чеченец или турок, это наши хозяйственные отношения. Также была важна скорость реакции, чтобы не собиралось по тысяче человек друг против друга (у нас такие случаи были). И погрузившись в эти конфликты, понимаешь, что 99% не связано с национальным фактором. Это бытовые отношения между людьми, где-то личная неприязнь.
Знаете, я всегда говорю, что мы очень крепко дружим с главами СКФО, однако дружим каждый за свою территорию: где-то помогаем бизнесу своему развиваться на других территориях, где-то людские проблемы решаем. И когда мы стали публично показывать, что мы дружим, то потихоньку люди увидели, что между нами конфликта нет, и стали более лояльно относиться. Если говорить о бизнесе, то Ставропольский край много выигрывает за счет бизнеса из соседних регионов. Очень много предпринимателей из республик вкладывают деньги в курорты, в сельское хозяйство, в промышленность Ставрополья.
— Тема с мигрантами постоянно звучит в России как острая. Не только с точки зрения их профессионального применения, но и межнациональных отношений. Насколько эффективным инструментом для работы с мигрантами являются национальные диаспоры?
— Очень эффективный инструмент. Любой случай — и мы тут же собираем руководителей диаспор. Недавний пример — армяно-азербайджанский конфликт в Нагорном Карабахе. В Кавминводах живет почти 100 тыс. армян и почти 40 тыс. азербайджанцев. Мы пригласили людей и со стороны Армении, и со стороны Азербайджана. Были я, руководители нашей полиции, ФСБ. Собираете деньги для своих? Собирайте. Но здесь, в Ставропольском крае, мы живем нормально. И если какой-то вопрос есть, давайте лучше с нами его будем решать. Таким образом, мгновенно все снимается, все вопросы, связанные с межличностными отношениями. У нас есть территории, например Туркменский район, там туркмены, татары, таджики, даргинцы — 16 населенных пунктов, и во всех 16 разные национальности. Сразу к старейшинам идем, разговариваем, особенно когда ИГИЛ (запрещенная в РФ организация) начался, начались брожения, к нам эмиссары поехали, начинались попытки вербовки молодежи. Старейшины тогда очень нам помогли, они очень быстро все решают, потому что все-таки уважаемый человек на Кавказе — это тот, кто уважение заслужил не возрастом, а именно мудростью своей.
— Член Общественной палаты России, известный журналист Александр Малькевич просит вас поделиться секретами политического выживания в регионе, где сосредоточены интересы очень серьезных федеральных игроков. Ни для кого не секрет, спрашивает Малькевич, что Кисловодску очень много внимания уделяет Валентина Матвеенко, в Пятигорске находится полпред, и все понимают, что это столица федерального округа и еще один мощный центр силы. Кроме того, есть влиятельные бизнес-элиты. За счет чего вам удается удерживать баланс?
— Ответ один, и он очевидный: надо очень много работать. И поддерживать постоянный диалог со всеми, что требует многозадачности. Тренируешься сам, всех вокруг тренируешь этому. Другого не дано. И люди будут видеть, и руководство будет видеть, и элиты будут видеть, что ты очень внимательно относишься ко всем. Когда садишься за стол разговаривать с человеком и знаешь больше, чем он, проще же разговаривать? А чтобы знать больше, надо вопрос самому предварительно проработать: прочитать, собрать фактуру, увидеть, услышать и понимать все, что происходит. Поэтому, когда уже 10 лет работаешь и знаешь и цепочки отношений, и участников процессов, все гораздо проще становится.
— Владимир Слатинов спрашивает: «Сейчас идет большой электоральный цикл, что вы можете сказать о состоянии и перспективах региональной политической оппозиции, как вы с ней взаимодействуете и видится ли вам какая-либо конструктивная роль оппозиции для развития региона?»
— Изначально мне очень важно было, чтобы они меня понимали люди, которых я бы даже не стал называть оппозицией, а которые скорее представляют немного другие взгляды. По факту у нас оппозиционные партии те же, что и везде. При этом коммунисты, справедливороссы, ЛДПР — значимые игроки в регионе. Они политически активны, со своими взглядами, со своими сторонниками. Очень важно, что мы отделили политику от экономики, отказались работать по принципу обмена политической лояльности оппозиции на экономические выгоды. Мы полностью убрали экономический торг из наших политических договоренностей. Последние лет шесть-семь работаем с оппозиционными партиями только на основании собственного влияния и гарантии того, что мы всегда держим слово. Однако если у политика личные хорошие электоральные позиции, безотносительно партийной принадлежности, то никто его не сдвинет, да и никому не нужно на самом деле это делать, если он адекватный. Второй момент: нельзя совсем быть без оппозиции, потому что, как у нас говорят, «на пустом столе даже крошка видна». Очень важно, чтобы тот курс, который держат федеральный центр и президент, поддерживался и внутри региона: наша задача — максимально его укреплять. А вся та оголтелая несистемная оппозиция, которая пыталась в Ставропольском крае мутить воду, к настоящему времени сошла на нет — мы вместе их потихонечку обнулили. В том числе и с теми системными оппозиционными силами, которые есть. И сегодня вместе максимально работаем на укрепление страны.
— Политолог Анна Фёдорова просит вас уточнить такой момент: «Несмотря на сплоченность общества, у вас все равно есть критики внутри региона? Как вы с ними работаете, как выстраиваете диалог? И вообще нужен ли такой диалог?»
— Самый большой критик у меня — это мама, если уж на то пошло. Она у меня всегда приносит критическую информацию.
Конечно, критика присутствует, но конструктивная критика необходима. Вот недавний пример. Я сказал, что всех, кто пойдет на СВО, мы будем обеспечивать всем необходимым в первую очередь. И вот обращается парень из Будённовска, участник СВО и сирота. И выяснилось, что он не получил квартиру. Это справедливая критика, потому что, если ты обещал, почему не делаешь? И люди, которые указывают нам на недоработку, — это важнейшие люди, потому что глаз иногда замыливается. Или, например, принимаем бюджет, и нас критикуют коммунисты за то, что мы программу по садоводству не развиваем. Правильно говорят, потому что на самом деле она имела мультипликативный эффект, но мы в рамках экономии пытались ужать. В обсуждении родили идею, плюс еще теплицы добавили, это тоже справедливо. Но бывают люди, которые ни в каких процессах особо не участвуют и просто пытаются заработать политические очки, полаяв на слона. Это даже слушать не надо, и отвечать — тоже. Потому что критикан на этом просто зарабатывает очки. Но если в критике есть здравое зерно, то мы меняем ситуацию и относимся к такой критике очень серьезно.
— Сейчас практически все губернаторы, кроме одного, находятся в санкционных списках, это стало своеобразным политическим маркером. И в этой связи политолог Александр Асафов интересуется, чем для вас стало попадание в списки США, Британии, Канады? Стало ли это политическим капиталом и как он может быть реализован? Это как-то укрепляет ваши политические позиции внутри страны?
— Слушайте, у нас таких под санкциями тысячи человек. Что нам эти санкции? То, что нас персонально заметил Запад? Ничем это не является сегодня и никакого значения не имеет. Я первый раз попал под санкции, когда в 2014 г. пригласил бойцов крымского батальона «Беркут» на отдых в Кавминводы.
— А вы согласны с тем, что политическая карьера сейчас строится «через Донбасс»? Такая убежденность появилась в политологических кругах на фоне последних назначений. Многие сейчас воспринимают это как один из главных социальных лифтов. Подобно кадровому резерву: человек, который очутился там, с бо́льшей долей вероятности получит высокое назначение. Обязательно ли молодому чиновнику-карьеристу стараться попасть в Донбасс для того, чтобы быстрее сделать карьеру в России?
— Хорошо, а в Донбасс как попадали? Вот мой бывший министр Виталий Хоценко (уже после интервью стало известно, что президент назначил Хоценко врио губернатора Омской области. — Прим. ред.) работает в Донбассе. Он как туда попал? Через кадровый резерв. А туда он попал через Ямал, куда изначально пришел работать. Здесь нужно разделять две части. Донбасс — это не место, куда ты пришел и где все тебе гарантировано. Но в части поощрения людей, которые там рискуют жизнью, и в части выстраивания понятной дальнейшей перспективы это государство обязано сделать. В новых регионах очень сложная работа.
— А что тогда является формулой политического, карьерного успеха в России?
— Работа, работа и еще раз работа. Это, может быть, моя личная формула. Но у нас все идет от головы. Голова у нас — президент, и он, поверьте, реально много работает. Это бесконечный труд. И это формула нормального чиновника в России. Заметьте, все, кто много работает, мало разговаривают, но именно они будут успешны в России. Выделяться надо только собственной работой, идеями, предложениями, которые носят рабочий характер.
В качестве подтверждения просто посмотрите на тех людей, которые долго работают в губернаторском составе. Из них супермедиактивный, может, только Рамзан Ахматович (Кадыров. — Прим. ред.), но он у нас особняком стоит, потому что это человек, который победил мировой терроризм на своей родной территории. И здесь ему нужно отдать должное. Но все остальные? Тихонечко, не торопясь, но столько делают!
Мы вот с главой КЧР Рашидом Темрезовым дружим. Когда он пришел на свой пост, в Архызе даже газопровода не было. Сегодня этот актив купили за 40 млрд. Я точно это знаю, он это создал. Тихонько, никуда не выпячиваясь. Я был в 2013 г. у него в гостях, он меня приглашал, когда только-только дорогу строили туда. А сейчас государство заработало на этом 40 млрд.
— Предлагаю перейти к экономике. Илья Гращенков спрашивает, как в условиях западных санкций чувствует себя край? Есть ли ощутимые потери от санкций? И есть ли перспективы экспансии на освободившиеся ниши? Какие прогнозы по ВРП региона на этот год?
— Потери от санкций, конечно, есть. Нам сложно дался урожай прошлого года. Сложно было заложить его, потому что в одночасье нам все перекрыли: саженцы, племенное стадо, удобрения, технологии, оборудование. Но мы решили вопрос. Следующий сильнейший удар -запрет на поставку медоборудования. Три объекта крупнейших строятся в крае. Дальше — лекарства. Их замена — сложнейшая история, но успели купить через третью страну запас на год, поэтому спокойно преодолели этот кризис. Есть потери, конечно, но спасибо бизнесу. Бизнес быстрее, чем государство, реагировал, и мы очень быстро все эти потери заместили.
Мы видим и освободившиеся в результате санкций ниши. Я сейчас про семенной материал, про племенное стадо говорю, про высокопродуктивный генетический материал индейки, курицы. Большой питомник закладываем по тепличному семеноводству. Но нужно пять лет, чтобы все это заместить. Это что касается продовольствия.
В машиностроении — все предприятия ВПК сегодня в три смены работают. Крупнейший в крае производитель навесного оборудования просто перегружен заказами. Здесь мужикам спасибо, сами молодцы. Резко возрос спрос на рабочие специальности. Сейчас, не хочу никого критиковать, никто за айтишниками ко мне не приходит, все приходят за токарями. Мне вот прямо сейчас нужно 300 токарей. Мы два своих технических училища переоборудуем полностью под их обучение. Понятно, что если мир и международные производственные мощности отвалились, то нам нужны свои рабочие, и они нужны резко, прямо сейчас. Здесь история прямо тяжелейшая.
По валовому региональному продукту идем с ростом, цифры пока хорошие. Мы закончили 2022 г. примерно с 900 млрд ВРП, и хотим за триллион перейти. По всем прогнозам, в этот год рассчитываем выйти за 1 трлн руб. И залог этого — тот факт, что даже в прошлом году мы сохранили рост объема реальных инвестиций.
— Павел Данилин задает конкретный вопрос. Как решается проблема семян? Был закуплен семенной фонд в начале СВО, а как действовать, когда он закончится? Что с нашими отечественными семенами? Идет ли разработка? Есть ли аналоги по качеству или мы обречены на серьезное снижение урожая в перспективе нескольких лет?
— По зерновым ничего не снизится, потому что у нас 99% собственных семян. Кукуруза, семечка — снижение будет. Если мы быстро не схватим родительские формы чистые и не генотипируем их и не будем дальше развиваться, то будет снижение в два раза. Если брать свеклу, то будет снижение в четыре раза. То есть сегодня на семенах «Сингента» получаем до 1 тыс. центнеров свеклы, а наше или даже селекция Белоруссии — это 200−250 центнеров с гектара. По садовому посадочному материалу, если мы быстро не получим свои генотипированные и чистые формы, будет снижение в десятки раз, и качество тоже. Есть проблемы огромные по племенному стаду, если сегодня корова голштинская дает надой 13 тыс., а наша — 3 тыс., то, конечно, будут вопросы. И мы должны сейчас быстро-быстро побежать в этом направлении.
— А что вы делаете для того, чтобы побежать?
— Сегодня, спасибо нашему Минобру, Минсельхозу, у нас есть два университета в рамках программы «Приоритет-2030». В СКФУ сейчас занялись животноводством, Аграрный университет берется за посадочный материал и семена. Я горжусь, что мы первую чистую форму нашей кукурузы получили и имеем чистый ген, с которым можно работать. Я надеюсь, что мы успеем за те пять лет, о которых я говорил. Нет другого срока. Или же через пять лет нам придется ходить, как в Советском Союзе, искать яблоки на пустых полках. И вопрос не в том, что мы там закупаем — не закупаем, мы выработаем этот потенциал, который сегодня имеем.
— Олег Матвейчев еще интересуется, какие перспективы у Кавминвод как у одного из самых крупных российских курортов? Вы недавно сказали, что людей на Кавминводы едет больше, чем в Карловы Вары. Как вы видите перспективы Кавминвод?
— Первое, чем мы сегодня занялись, — это подсчет: сколько все-таки людей к нам приезжает. Статистика, которую берут по коллективным центрам размещения, по санаториям, — это все ерунда. Туризм одного дня при таком подсчете не учитывают, а это очень важно. Мы же видим, что, включая короткие визиты, приезжает не меньше 10 млн человек в год. Это серьезные цифры.
Мы посчитали, например, сколько у нас автомобилей проехало в Кисловодск по камерам за прошедшие новогодние праздники — 73 тыс. машин дополнительно к трафику. Вот и посчитайте. И те 14 тыс., которые там отдохнули девять дней, и 73 тыс. машин въехали погулять в Кисловодске. Поэтому мы точно понимаем сегодняшние объемы.
А если смотреть на перспективу, она на самом деле и радует, и пугает одновременно. Объясню почему. Я сравниваю показатели советского времени, когда на пике больше 150 тыс. кубометров воды не потребляли, и сегодняшние — 230 тыс. кубометров. Мы уже имеем дефицит воды почти 100 тыс. кубометров. В ближайшее время мы как минимум удвоимся в посещении, аэропорт наш за 4,1 млн пассажиров никогда в жизни не переваливал. Все говорили, это потому, что Краснодар закрыт. Вот не надо! Я знаю, что тенденция к этому шла уже перед пандемией. Но пугает, что нет сегодня такого могучего института российского, который бы оценил и сказал: ребят, хватит, давление на вашу природу уже настолько большое, что вы можете просто растоптать свой курорт и превратить его потом в пустыню. Вот это пугает.
Можно ведь как рассудить: на мой век хватит. Я легко могу это сказать, но дураком тоже нельзя быть. Надо же думать на период хотя бы 100 лет. Мы ориентируемся по кое-каким показателям: восстанавливаемость биоресурсов, связанных с водными ресурсами. Видим, вроде бы идет восстановление по качеству. Но природу-то никто не посчитал, нагрузка на природу какая? Я всегда смотрю на Аральское море. Мы все возрадовались, стали хлопок производить, молодцы, но убили экосистему огромную просто насмерть. Я смотрю на это, и меня каждый раз оторопь берет. Вот об этом надо думать внимательно, создавать и развивать те институты, которые оценивали бы воздействие на экологию. А у нас сегодня 90% тех, кто оценивает, просто хотят на этих оценках деньги заработать. В бизнес превратили. Могут такую оценку дать, могут сякую, а по факту, что подложено под нее, никто не знает.
— «В ближайшие годы на развитие Кавминвод будут выделены федеральные транши общим объемом 50 млрд. Вопрос: готова ли экономика края к освоению таких ресурсов, к таким вливаниям?» — вопрос Владимира Слатинова.
— Экономике края с такими объемами, с бюджетными деньгами работать всегда очень сложно. У нас мощный строительный комплекс, но он боится работы с бюджетом, потому что любой бюджетный рубль — это миллион проверок. У меня есть люди, которые строят объекты, в которых уже по пять обысков было за 27 тыс. руб. В итоге сегодня мы пошли на то, что создаем свой проектный государственный институт, сейчас он выполняет уже 30% проектных работ в регионе. И следом, как его разовьем, будем создавать государственную строительную компанию. Потому что бизнес при наших подходах с бюджетом работать не хочет и не будет.
И единственный способ освоить такие инвестиции и разумно ими распорядиться — это под контролем государства создавать подобные бизнес-структуры для выполнения работ за бюджетные деньги.
— Это же практически все — от строительства до поставок продуктов?
— Вовсе нет. В сельском хозяйстве, например, я вижу, что сегодня частный бизнес лучше работает. Общепит никогда нельзя сюда притаскивать, ни при каких обстоятельствах. Торговля — наверное, не получится, потому что бизнес быстрее все-таки замещает. Ну, а все остальное надо смотреть. Все, что фундаментально: транспорт, энергетика, крупное строительство, — должно быть все-таки государственным. И мы к этому придем, мы уже идем к этому.
— Вы умело работаете с инвестициями, расскажите, что входит в ваш «лоббистский пакет губернатора». И вообще любого главы региона, который хочет хорошо работать с инвесторами.
— Обаяние. И умение много работать. Трубку взять, телефон дать, за руку взять. Проблему какую-то, с которой столкнулся инвестор, решить. Работа с правительственными структурами в том числе. И с министерствами, и в собственной территории. Приведу пример ветрогенерации. Многие территории хотели ветрогенерацию. Это большая работа, со всеми структурами. Приходилось убеждать владельцев земель, где планировалось строительство. А еще в «Россети» надо пойти, убедить переработать схему. Множество таких проблем. Любой вопрос, любое производство требует этого. Теплицы как мы развивали? Нет подключения по газу — поехали в «Газпром», получили подключение. Не может инвестор завести семена, потому что ограничение идет по ветеринарии — поехали в наш Минсельхоз, получили разрешение на ввоз. Или вот, допустим, мы не попадали в программу экспортной поддержки с нашим «Монокристаллом» и с «Арнестом». Пришли в правительство — нам выдали разрешения, но там были только на месяц, а человек, который вкладывает десятки миллиардов, не может на месячную поддержку своего экспорта рассчитывать, ему нужно до трех лет. Пришлось идти выше.
— Вот смотрите, сейчас началась сезонная ротация, так называемый «губернаторопад». Уже появляются новые главы регионов. Давайте представим себе такую ситуацию. Вам позвонил кто-то из новых глав регионов и попросил три совета, что сделать в первую очередь на губернаторском посту.
— Совет для любого, и для меня тоже: невозможно договориться наверху, дотянуться, если под тобой зыбко. Надо в начале создать плотную почву под собой, крепкий фундамент. Внутриполитическая ситуация, влияние на экономические процессы, любой договор — он двусторонний. Никто с тобой не будет договариваться, если ты на соплях держишься. Нужно укреплять внутриполитическую ситуацию.
Второе — честность. Если ты за что-то взялся, то будь честен. Чтобы к тебе было доверие от вышестоящего руководства, да и внизу тоже. Честность важна.
И нужно какое-то предвидение иметь, прогнозирование хорошее. И еще быть благодарным людям, которые тебе помогли, — помнить, что каждый человек, который помогал решать проблему, участвовал в этом, и он тоже этим гордится. Не надо тянуть одеяло только на себя.
— У нас тут сложный вопрос от Евгения Минченко по поводу ситуации с оспариванием собственности на объекты курортной инфраструктуры. Какие вы видите социальные последствия и последствия для эффективности использования самой инфраструктуры?
— Когда мы начинали работать, в курортную инфраструктуру никто не вкладывался. Мы 2021 г. закончили с 27 млрд вложений — это хорошие деньги, это новые санатории, отремонтированные санатории. И хотелось бы, чтобы доверие инвесторов мы не потеряли. В моем понимании все добросовестные инвесторы должны остаться с собственностью без каких-либо дополнительных условий.
Однако к некоторым собственникам вопросы есть, и здесь органы Генпрокуратуры совершенно правы. Есть люди-негодяи, которые, украв эту собственность, ничего с ней не делают и ждут, когда добросовестные инвесторы вложатся в соседние территории. И тогда их убогие объекты тоже капитализируются. Пример вам приведу. В 2013 г. можно было гектар земли на Кавминводах купить за 500 тыс. руб. Сегодня дешевле 100 млн не продадут. Есть люди, которые как собаки на сене, просто ждут, чтобы продать подороже.
Нужно обязательно разделить инвесторов на добросовестных и недобросовестных, а не рассматривать все единым пакетом.
Все, что у недобросовестных забрано сегодня, я бы, конечно, хотел, чтобы это с участием региональных властей происходило, но решать это будут наверху, лично я бы предложил полностью отдать это под Минздрав и превратить в большой бальнеологический курорт для реабилитации ветеранов СВО. Имущество есть, бальнеология есть, нарзан есть — все есть. Надо вложиться в него. У нас в Великую Отечественную до 200 тыс. человек на Кавминводах лечилось. Сейчас у государства есть задача реабилитировать ребят, которые пришли, дать возможность подлечиться морально, психологически.
— Как сейчас обстоит ситуация с оспариванием собственности?
— Я никогда не комментирую решение суда. Есть сторона, которая иск предъявила, и есть сторона, которая защищается. Сейчас все в апелляционной инстанции находится. Очень большое желание, чтобы принятое решение было справедливым, чтобы кто-то задумался о добросовестных инвесторах и чтобы мы могли как можно быстрее начать это превращать в нормальный санаторный бизнес.
Но ведь не только инвесторы переживают, простые люди тоже волнуются. Работники, жители. У меня есть санаторий, который 20 лет под одним и тем же руководителем. Он зашел вместе со своим коллективом в полуразвалины с одной ванной и с одним душем Шарко. Сегодня там высококлассный санаторий, который занимается реабилитацией, здоровым питанием. И когда приезжаешь и смотришь на людей, которые 20 лет с этим человеком проработали, и ему сейчас скажут: слушай, вали отсюда. Конечно, люди справедливо переживают. Они же с ним вместе строили этот бизнес, да, они не владельцы, но они на этом предприятии работали всю жизнь.
— Сколько людей могут потерять рабочие места?
— Около 27 тыс. Это очень много, но это пока прогноз. Если решение состоится и у недобросовестных инвесторов будут забирать собственность, то мы в один день переоформим всех людей в государственные предприятия, в краевые санатории. И, не потеряв ни лицензии, не потеряв ни одного дня рабочего, сохраним руководство и продолжим дальше работать. Это моя основная задача, очень много переговоров я для этого провожу и с правоохранительными органами, и с Росимуществом, и с Минздравом. Представьте, что вы приехали отдыхать, и вам на седьмой день говорят, что вам нечем питаться, потому что больше нет права подписи на закуп молока. Конец. И вы, и еще 141 тыс. таких же отдыхающих идите куда хотите, и 27 тыс., которые вас обслуживали, — тоже. Это важнейшая сегодня моя задача, чтобы мы день в день перехватили все процессы.
— Дмитрий Еловский спрашивает: «В крае традиционно представлены три крупных отрасли экономики: сельское хозяйство, туризм и нефтегазохимия. У элит, ориентированных на разные отрасли, есть серьезная разница в ментальности и подходах. Аграрии обычно больше ориентированы на поддержку государства, нефтегаз — на свои корпоративные интересы и свое московское руководство, туризм — это малый и средний бизнес. Как получается удерживать баланс интересов и гасить возникающие внутриэлитные конфликты?»
— Я не вполне согласен с Дмитрием, потому что бизнес — он про деньги. Помогай людям зарабатывать деньги, и будет нормальный подход. Между собой бизнес всегда договорится. А мы как государство должны помочь им дальше развиваться.
— Ярослав Игнатовский интересуется, будет ли Ставропольский край в свете последних событий развивать экономическое сотрудничество с Китаем? И если да, то в какие сроки, в каких сферах?
— Мы поставляем в Китай воду, газировки. Те же искусственные сапфиры, кстати, там производим, у нас есть предприятие в Китае. Бегом мы в Китай не побежим, не нужно совершенно этого делать. Но в рамках межправительственных соглашений и договоренностей наших руководителей Ставропольский край свою нишу, связанную с сельским хозяйством, с оказанием бальнеологических услуг, постарается использовать. Четыре года назад мы проводили большую сессию для китайских блогеров по КМВ, и китайцы говорили, что воздух и вода Кавминвод в сотни раз лучше, чем на курортах Китая. У нас есть хорошие наработки в части китайского бизнеса, у нас очень много строительных материалов, которые китайский бизнес производит на территории Ставрополья. Но в части новых предложений, которые будет нарабатывать наш бизнес, будем поддерживать.
Не вижу смысла завтра всех собрать и сказать: все, едем с бизнес-миссией Ставропольского края в Китай, будем там что-то развивать. Насильно мил не будешь. Давайте лучше эволюционно развиваться.
— Перейдем к блоку социальных отношений. У Дарьи Кислицыной философский вопрос: «Сейчас в дихотомии «стабильность/развитие» акцент делается на первое — на стабильность. То есть мы консервируемся и тем самым сохраняем стабильность. Как, по-вашему, выглядит сейчас проектируемый для страны образ будущего и каков вклад региона в это будущее?»
— Мое мнение: надо заканчивать стабилизироваться и начинать развиваться. Сегодня нужно уже вкладываться в развитие. Я всегда говорю, что я очень люблю что-нибудь менять, потому что любые перемены показывают слабые места. Вот, к примеру, если бы не СВО, то наше слабое место — размещение основных капиталов за границей, ничто бы нам никогда не показало.
Если говорить про образ будущего страны и вклад региона и что мы должны сейчас сделать, чтобы выстроить крепкую, сильную, самодостаточную Россию, то я считаю, что мы должны иметь российский самолет — полностью, российский корабль — полностью. Есть такое понятие — высший продукт экономического передела. Это высокотехнологичный продукт: ракета, корабль, самолет, машина. И все заявления, что не надо нам на 100% импортозамещаться, — все обман. Завтра в Китае поменяется власть — что будем делать? Опять искать партнеров? В Иране? Так и в Иране неспокойно. За пять лет мы должны накормить страну своими продуктами. Но дальше мы все равно должны выстраиваться под самостоятельность. Все слишком изменчиво.
Первый и главный вклад Ставрополья — это кормить, вне сомнений. Поэтому и упираемся сюда. Следующая задача любого региона — стать форпостом, то есть внутренняя ситуация в регионе должна полностью соответствовать задачам страны. Мы должны четко соответствовать задачам страны в части человеческого капитала и обеспечивать поддержку государственного курса по всем важнейшим направлениям.
— Анна Фёдорова задает вопрос: «Какие практики коммуникации с жителями своего региона вы считаете самыми полезными? Встречи, прямые линии, выезды в районы и на объекты, другое?»
— Нужно делить на долгосрочные и краткосрочные форматы. Если говорить о личных эмоциях, то лучше всего помогают их передать личные встречи, вне сомнений. Прямые линии хороши разноплановостью. Дают возможность за короткое время погрузиться в оценки гражданами ситуации по разного рода бытовым вопросам. Поэтому лично для самоощущения ситуации — это личные встречи, а для общей картины и в том числе трансляции позиции власти — конечно, и СМИ, и соцсети, в том числе и мои личные.
— А у вас не складывается ощущение, что вот раз в месяц вы проводите прямую линию, и одни и те же вопросы, иногда одни и те же люди? Нет этого ощущения, что по кругу ходите и один и тот же разговор ведете бесконечно?
— Я много об этом думал. На самом деле сезонно идут одни и те же вопросы. Сейчас вот будет лето — начнут по водоснабжению всех клевать, осенью все мы будем переживать о том, что у нас ЖКХ не готово. Но, с другой стороны, ну хорошо, не буду проводить. Но тогда чем жить-то? Своими собственными ощущениями, что у тебя красивый кабинет, красивая машина, а в здании чисто-хорошо? Так не бывает.
Прямые линии — это возможность обсудить с людьми какое-то решение. Да, проблематика одна и та же, но выводы каждый раз разные. Иначе на основании чего принимать решения?
— Ну да, такой отличный инструмент, чтобы оперативно «сверить часы». Александр Асафов напоминает, что до стремительной по советским меркам карьеры Горбачёва Ставропольский край казался такой глухой сельской периферией. И уже после этого регион стал заметен на российском ландшафте. Стоит ли молодым ставропольским политикам делать карьеру в крае, развивать свои таланты, способности и делать на них ставку? Нет ли соблазна пойти по легкому пути, попасть под влияние родственных связей и считать, что это и есть основной капитал?
— Знаете, даже когда я не работал еще здесь, как только речь заходила про Ставропольский край, у меня всегда теплело на душе. Я любил его, я люблю его, я с радостью вернулся в свой регион. Наш очень мудрый народ, помните, как об этом говорит? Где родился, там и пригодился. Но не факт, что нужно сидеть все время только на одном месте. Очень важно разносторонне развиваться.
Да, в крае есть проблема кумовства, родственные связи начинают подменять способности людей. От этого нужно постараться отойти любому молодому человеку. Внутри семьи можно развиваться, пока ты ребенок. И если мы хотим оставаться детьми, то будем до 60 лет внутри семьи развиваться. Давайте стараться быть самостоятельными ставропольчанами, которые развиваются сами, развивают свой край и свою страну.
— Учитывая федеральный интерес к «Машуку» и то, что там сейчас начали готовить наставников, он стал опорным центром. Рассчитывал ли губернатор Владимиров, когда организовывал «Машук», что он так вырастет? Как вам удалось пролоббировать «Машук» в качестве такой площадки? Это вопрос, который интересует многих в России. И второе: какие преимущества дает нахождение такого центра именно у вас в регионе? Как-то, может быть, используете?
— Во-первых, не буду на себя одеяло тянуть. Это во многом не мне удалось, а Сергею Владиленовичу Кириенко. Когда в 2018 г. президент Путин приехал на «Машук» на Молодежный форум, они мое письмо обсудили и приняли решение, что здесь будет формироваться круглогодичный государственный центр по обучению. Дальше, опять-таки, администрация президента наполнила его обществом «Знание», Росмолодежью, привлекла лучших спикеров российских. Сегодня это превратилось в то, что мы видим: наставники, учителя, дети, РДШ. Все это наш «Машук». Чего я хотел, того и добился.
Знаете, у меня мама ездила на повышение квалификации в Северодонецк, и она потом всегда очень тепло отзывалась о Северодонецке. И сейчас все люди, которые будут потом учить детей, будут себя ассоциировать с Машуком, с Пятигорском, со Ставропольским краем. И когда к ним придет ребенок ставропольский, они вспомнят: как хорошо все-таки я в Ставрополе 10 дней отучилась, по Машуку гуляла, все прекрасно было. И это даст свой большой эффект. В том, что будет чувствоваться сопричастность. Почему я тащу все форумы молодежные себе, международные? Потому что мы всегда будем вспоминать поездку в Ленинград в детстве, участие в каких-то мероприятиях, которые вне твоей территории. А особенно когда там еще красиво и тепло. Это такая наша ставропольская «мягкая сила».
— Владимир Владимирович, вот Александр Асафов и Ярослав Игнатовский спрашивают о вашей работе по линии СВО. Известно, что вы сами много ездите в зону СВО, оказываете поддержку бойцам внутри региона. Недавно в Ставропольском крае был принят региональный закон о поддержке бойцов СВО. Поездки повлияли на это? И что, по-вашему, еще нужно сделать главам регионов, местным властям для наших воинов?
— Мы когда поехали и с ребятами встретились, то они очень поблагодарили за поддержку, связанную с госнаградами. Вот боец мне говорит: у меня был кредит, вы дали мне миллион, кредита теперь нет, жена спокойная, о долгах не переживает. Мы за прошлый год уже 5,5 млрд отдали на выплаты за госнаграды, за ранения, тяжелые ранения, смерти, на закрытие похоронных обязательств и множество другого, включая дооснащение. И в этом году уже 6,5 млрд запланировали отдать ребятам. Это без дополнительных мер. В этом году добавили к этому питание, садики, налоговые льготы, транспорт. Вот эта финансовая уверенность хоть немного, но помогает и бойцам, и их семьям.
Что нужно еще сделать? Мы страна и народ большой справедливости. По Достоевскому, самая главная наша идея — это справедливость. Считаю, что изначально процесс помощи участникам СВО нужно было стандартизировать по всей стране.
Если общее количество выездов сложить, мы, наверное, 500 выездов сделали, тысячу. Много. Каждый глава там был по нескольку раз. И когда входишь в окоп, а ребята с других территорий говорят: присоедините нас к себе. Вот почему я чувствую, что разница в мерах помощи в разных регионах станет огромной проблемой.
— Под огромной проблемой вы имеете в виду разницу в мерах поддержки?
— И в отношении. Почему я заставляю всех туда ехать и всех заставляю этим заниматься? Я имею совершенно корыстный интерес. Наши ребята рано или поздно вернутся. Все они понимают, что власть там сама почти в окопах. И никто к нам поэтому не приходит и не говорит: вот вы нас отправили и у нас проблемы, и потом не скажут: мы вас защищали, а что вы делали? Потому что они видят, что мы делаем для них каждый день.
— Ярослав Игнатовский уточняет: «Планируются ли дополнительные меры поддержки на региональном уровне, что-то, может быть, еще у вас запланировано?»
— Да. Все-таки будем реабилитацию брать на себя. Мы сейчас очень плотно смотрим на необходимость реабилитации. Очень много миноразрывных травм, связанных с ампутацией. Нужно прорабатывать вопрос. Хороший протез стоит 4,5 млн руб. сегодня. И мы сейчас региональное законодательство разрабатываем, чтобы это взять на себя, хотя с деньгами, конечно, сложно. Но если мы не обеспечим их нормальными протезами, они будут себя ущербными всю жизнь считать, а так они смогут адаптироваться.
— Очень важный момент. Мне очень понравилось, как вы сказали, что если мы хотим вернуть их в общество в нормальном состоянии, то уже сейчас нужно начинать работать.
— Поэтому и занимаемся всем этим. В окоп не каждый ушел, но каждый должен быть в этом окопе. Мы сегодня максимально должны любыми способами помогать: носками, пушками, машинами, солдатскими конвертами. У нас сегодня все кавказцы едут через наши солдатские привалы. Там стоит мечеть, церковь — пожалуйста, идите, помолитесь, батюшка что-нибудь скажет. Можно покушать, взять с собой товары. Это Славы Гладкова (губернатора Белгородской области. — Прим. ред.) идея, я у него срисовал, когда к нему ездил, и у себя просто поставил. Мы должны все в одном окопе быть, иначе, когда ребята вернутся, они нам много чего скажут.
— И последний вопрос. Евгений Минченко интересуется, как главе региона поддерживать физическую форму и хорошо выглядеть при такой нагрузке?
— Для меня мотивацией стало желание сохранить здоровье. Я нашел эту мотивацию, а сейчас просто держу форму, потому что надо выдержать нагрузки.
— Это как в политике: идеология первична, технология вторична?
— Да, все правильно. Нашел мотивацию, а дальше инструментарий у всех один и тот же. Я уже говорил: с собакой бегать, спортзал — важнейший элемент сегодняшнего дня. Железо не тягаю, но со всем остальным работаю. Все просто. Замотивировался — пошел.
— Спасибо, Владимир Владимирович, за интервью.
С полной версией интервью Владимира Владимирова можно ознакомиться на сайте федеральной сети «Клуб регионов» по ссылке.
